ВОСХИЩЕНЬЕ
1
Однажды я,
незримо,
безучастно -
приближен был
неведомой мне силой -
на самый край поставленный,
пред ликом бездны черной.
Стоял, и в глубину смотрел,
как будто кончился мой сон
и мир привычный навсегда распался,
как распадаются ночные сны.
На грани я стоял,
боясь черту перешагнуть,
связующую нить порвав,
и нечто новое увидеть вдалеке,
незнаемое мной, страшащее меня:
быть может миллионом лет полета
мне суждено измерить бездны тьму
и пустоту ее и небытийность -
ужасную для взора человека.
А позади, потеряны друг в друге -
созвездья малые, созвездия большие,
и Солнца все палящие и Луны,
и мир Земли,
и мир колец Сатурна,
Венера и Хирон зеленый -
все для меня прошедшими казались,
что в памяти моей
я снова встретил их
всем скопищем красивым и бессчетным:
наверное, они уже распались в прах
И дым галактики самой
скользил и мчался за моей спиной,
как сигаретный дым -
перед глазами таял,
как будто я воитель великан,
стоящий посредине мирозданья,
вернулся в небо с маленькой Земли,
которая когда меня вместила,
то умерла, истратив краткий век.
Я мог бы удержать её в руке,
но дал уйти, дал тихо раствориться
в прозрачной черноте,
зовущей и меня
последнюю черту переступить.
2
Земные годы - суета сует - оставлены,
во мне раскрылась вечность,
я плоть оставил на земле,
но сохранил в себе земную память.
Дивился вечности, как сну,
и принимал ее,
и с ней стоял у края,
всем существом, отныне измененным,
обретшим новые глаза,
и слух иной, способность молвить слово.
И им дивясь, черту переступил
для своего сознанья незаметно.
И бездна, что стояла неподвижно,
на встречу двинулась,
и в ней я будто замер.
И ей в моих глазах
нет ни конца ни края.
3
Земной конец - лишь поступь бытия,
иное слово вечности летящей,
в глаза людей, познавших суть предела,
забвения и смерти хрупкой плоти.
Деревьям, травам соки отдавать,
ей суждено самой ее природой,
когда душа
оставит все, чтоб все преобрести,
и снова потерять в конце.
И я терял, учась терять без боли,
я нес в себе скитающийся дух,
и в бездне той, что не имеет края,
я видел путь, я доверял ему.
И был я не один, но никого не видел,
я был вместилищем времен,
вместилищем богов и их галактик,
в полете этом, для меня открывшем
еще одну азартную игру.
4
Но был предел и бездне.
Увидел я, что с верху или снизу,
со всех концов безмерной пустоты,
из глубины ее сиянья появились
и ослепили яркостью меня,
посыпались, как сыпется из рога
мифическое серебро и злато,
предо мной, столкнувшись,
разлетаться стали
во все концы, и я не мог понять
откуда и куда они летят,
в какой момент их мягкого полета
они смешались в точке встречи.
И стала твердь, заполненная ими
как некие иные небеса,
в которых я парю, подобный центру,
подобный точке, где они, нахлынув,
замедлили свой ход и также быстро встали,
как будто были тут
до моего явленья - различными,
далекими друг другу.
И небо было из другого света
чем помнил я, едва уйдя с Земли.
И космос был неописуем,
отличен от привычного для взора.
Составить его карту невозможно,
ни с чем нельзя сравнить
все то, что видел я.
То небо, "воздух" тот, -
имеют плоть иную.
Что звал планетами, и то,
что Солнцем звал,
определял скопления галактик -
иное, несказанное -
во всем закон и сила.
Огня, воды, и воздуха там нет,
и тверди нет, нет вязкости и газа,
но есть иное, что глазам земли,
не будет видимым - нужны мои глаза...
Там жизнь кипит и далеко, и близко,
существ бесчисленных я видел "города",
как множество крупинок мирозданья,
они находятся едиными друг с другом
но все ж различны, ликом и умом -
явили мне себя во времени присущем,
увидеть все, как есть,
ведь я обрел глаза.
И многие из них казались мне знакомы,
чужим я был, но был и близок я,
узнал о многом, временам дивился
узнав грядущее знакомых мне планет,
грядущее Земли когда вернусь обратно,
грядущее когда с нее сойду
и двинусь в путь - занять свою обитель.
Чудно мне было образы листать
и говорить, забыв слова земные,
чудно, что в странствиях моих
Земля давно во времени распалась
развеяна по бездне среди звезд
и память о себе не сохранила;
уж многие эоны нет ее,
хотя она всего одну минуту
тому назад еще была со мною,
как родина с собою не взятой плоти.
И чудно мне, что между ей и мной
великие простерлись времена,
и чудно то, что вопреки всему,
мне суждено опять ее увидеть,
вернуться и на ней продолжить путь -
всего одно мгновение спустя,
когда закончится Восхищенье мое.
Я видел бездны многие, что в беге -
различные, далекие, пустые -
сходились в точке встречи данной,
и расходились по своим местам.
И видел я эоны дней творенья -
всего, чему не может быть конца,
что все вмещает и объемлет
и разум поражает простотой и силой
того, что не измерить, не понять
сознанием какой либо планеты,
что в бездне плавает, как домик на воде.
Я стал причастен, таинствам и бегу -
грядущего и прошлого, я стал
сказителем о том, что несказанно.
Во мне закончились иные времена
и вечность потекла назад,
как если бы она могла бы сдвинуть
саму себя с престола своего.
Во мне она развертывала время
убыстрила вращение мое.
Исчезло в миг все явленное мне,
как будто удалилось в тьму
и в ней расстаяло, как будто поглотилось
величественной черною пустыней.
5
В одно мгновение над головой моей
знакомые явились небеса -
свершать пред взором неподвижный ход,
и мчатся в вышине кометы,
да зрячая Луна глядит на Землю.
Я видел их начало и конец -
восхищенным отсюда в час особый,
и мне чудно опять на них смотреть,
вернувшихся из гибели своей,
когда сгустилось непривычно время,
остановило быстрое пред взором
вращение вернувшихся планет.
Земля, что точкою, пылинкою казалась,
вдруг разрослась в огромный синий шар,
втянула плоть мою, поставив посреди
толь улицы, где вечер грезил синий,
толь комнаты, сокрытой от людей.
Какой-то год земной привычно завершался.
Я шел по улице, я слышал голоса
как будто никогда не покидал
я города пленяющих огней.
И слышал, из раскрытых настеж окон
бокалов звон, и музыку, и крики.
Я был чужим, далеким от всего,
потеряный, забытый всеми,
свободный и счастливый - возвращался
по городу подночному домой,
где суждено сгустившееся время
мне измерять движеньем ветхой плоти,
где суждено не раз, пророкам внемля,
над временем душою подниматься,
и постигать величие и сроки,
отмереные каждому для жизни,
где смерть принять однажды суждено,
чтоб удалиться с призрачной земли,
и в плоть свою уже не возвратиться.
Я шел по улице, летели вниз снежинки,
еще чуть чуть, и полночь унесет
прошедший год, рассвет встречая первый,
как будущего властную черту,
как наступившее из вечности на нас -
мгновение в ином, особом звуке.
И скажем мы, что прошлого игра,
нас разделила, сблизила, одела,
в неведомое, знающее нас,
как путников, скользящих постепенно
по плоскости изменчивого мира,
растущего в космической пыли,
подобием прекрасного цветка
29 или 30.12.1995 г.
© Двамал
|